Помните у ВИА-Гры – "Послушанье - это не мое, я иду по встречной полосе. Нет ничего лучше, чем несовпаденье, нет ничего хуже, чем быть как все!"? Такое впечатление, что Dark Man X взял на вооружение этот лозунг и образ действий еще до того, как это озвучили три гарные дивчины с отечественной эстрады. Мотивацию тех или иных поведенческих моментов человека принято искать в его детстве. Да и даже без этого, разве не интересно узнать, чем дышал в нежные годы такой человек как DMX. Может быть, его страсть к скоростной езде на машинах, не просто блажь скучающего удачника. Предлагаем вам отрывок из его автобиографии "E.A.R.L. The Autobiography of DMX".
Меня зовут Эрл Симмонс. Я был рожден 18 декабря 1970 года, в районе Mount Vernon, Нью-Йорк. Я был первым и единственным ребенком Арнетты Симмонс и Джо Баркера. Я всегда ненавидел свое имя, потому что оно казалось мне таким заскорузлым, и еще вот что - у меня нет ни одного отчества. Я не знаю, почему моя мать не захотела дать мне какое-то из имен тех мужиков, с которыми она встречалась, ведь их вокруг было предостаточно.
Моя мать узнала, что она была беременна мной, когда ей было девятнадцать. Это было плохо, потому что она уже имела двухлетнюю Бониту, и не планировала заводить второго ребенка. Так что она приехала в этот дом для незамужних матерей в Mount Vernon и попросила, чтобы ее сестра забрала на время Бониту, потому что ее "нервы расшатались". Моя сестра оставалась с нею до тех пор, пока я не родился, в то время как моя мать пробовала собрать свою жизнь. Когда мне был год, мама моей мамы умерла, и даже с учетом того, что мама выросла вдали от неё, она потеряла единственного человека, к которому могла обратиться за помощью. Лаверна не взяла бы обоих ее детей, и таким образом моя мать была вынуждена понять, что должна найти собственное место.
В районе Yonkers было больше кварталов для семей с низким доходом, чем в Mount Vernon, и туда-то мы и переехали. Мы жили в маленькой, темной, квартире с одной спальней, в здании, которое называлось Roker. Моя мать получала социальное пособие, и ей было действительно трудно заботиться о нас и оплачивать все счета и арендную плату в то же самое время. К тому же я был болезненным ребенком. Я унаследовал букет аллергий от нее и бронхиальную астму от моего отца.
Мои дела постоянно были плохи. Я помню много страшных ночей, когда вскакивал задыхаясь. Моя мать вынуждена была частенько обращаться со мной в пункт первой помощи, где они периодически оставляли меня на всю ночь. Иногда моя астма настолько брала меня за горло, что им приходилось держать меня у себя в течение целой недели, и никогда они не могли сделать что-то путевое. Однажды ночью я должен был возвратиться в больницу три раза подряд, потому что лекарства, которые они отсылали мне домой, не помогали. Тогда доктора назначили мне дыхательную терапию. Я должен был лежать в этой кровати под белым сетчатым куполом, и они туда накачивали обогащенный лекарствами воздух. Ты не можешь там двигаться или выйти куда-то, и я не забуду как лежа в этой ловушке, вынужден был часами только и делать, что вдох-выдох и ничего больше. Весной и летом я бывал под той сетью почти каждую неделю. Я никогда не знал, помогает это или нет. Один раз у меня был такой сильный приступ астмы, что, как сказала потом моя сестра, у меня перестало биться сердце, и медработники вынуждены были забрать меня из дома на носилках, потому что я почти умер. Я не помню этого, но что я действительно помню, так это день, когда я был сбит автомобилем.
Я играл один на улице и нашел гривенник. Я так разволновался: он был серебряный и весь сиял. Я немедленно захотел пойти в магазин, но проблема состояла в том, что я знал, что мне придется пересечь Riverdale Авеню, чтобы туда добраться, и это было довольно серьезное путешествие для ребенка моего возраста. Но через несколько секунд я набрался храбрости и припустился поперек улицы. Я сделал это чтобы купить то, что мне хотелось: леденец на палочке и "супершар". Знаешь, такие шарики, которые летают как сумасшедшие во все стороны и громко соударяются.
Да! Я - мужик...
И вот по пути обратно это и произошло. Удар был так силен, что я пролетел пол улицы, оказавшись под припаркованным у обочины автомобилем. Но, по некоторым причинам, даже при том, что я был ужасно травмирован, я ничего не чувствовал. Все, о чем я мог думать, это как моя мать надерет мне задницу, потому что я не должен был уходить. Когда я попробовал встать, увидел прямо перед собой леди с блокнотом в руках; она, должно быть, проверяла парковочные счетчики или что-то такое. Она стала кричать "Не вставай, не вставай!". Тогда собрались еще какие-то люди, и все стали кричать. Могу себе представить, каково им было видеть маленького мальчика, оказавшегося таким вот образом под машиной. Все столпились вокруг, и затем кто-то положил мне под голову куртку, и я так и лежал на улице, пока не прибыла санитарная машина.
К счастью, я ничего не сломал, и через несколько недель поправился, но больнее всего было, когда я узнал позже, что мог получить немного денег за счет этого несчастного случая. Прикинь, мало того, что водитель проехал на красный свет, он к тому же был пьян. Спустя месяц после несчастного случая человек из страховой компании приехал к нам домой, чтобы обсудить компенсацию, и моя мать отвергла десять тысяч долларов! "Спасибо, но мы не нуждаемся в ваших деньгах, сэр" - сказала она ему. "Моя семья относится к Свидетелям Иеговы, и наша вера учит нас быть самостоятельными".
Фигассе?! Это был куш, который должен был стать моим, когда бы я немного подрос, деньги, с которыми я мог бы подняться! Половина детей в гетто обычно получает небольшую сумму, когда они достигают определенного возраста. И только благодаря тому, что с ними что-то случалось, когда они были помоложе. Почему не я? И раз уж страховая компания предлагала десять тысяч долларов, моя мать, возможно, выстояла бы и добилась намного большего. Был сбит ребенок во время вождения в состоянии алкогольного опьянения, да еще и при проезде на красный свет! Я не понимал, почему Свидетели Иеговы так пошутили с моими деньгами, но тот человек даже не дал моей матери времени одуматься.
До этого, пока я был ребенком, я любил Свидетелей Иеговы. Леди, которых моя мать приглашала в качестве сиделок для меня и моей сестры, всегда брали нас с собой в разные церкви, благодаря этому я получил опыт в религиозных делах. Моя мать говорила, что ей нравится строение Свидетелей Иеговы, и я всегда наслаждался, когда она водила нас в местный Kingdom Hall на службы. Я помню небольшие золотые книги Библейских историй, которые они там раздавали, и еще я имел обыкновение читать журнал The Watchtower. Во время служб там часто задавали вопросы об этом чтиве. Я помню, один раз мне хватило храбрости, и я поднял руку, чтобы ответить. Зал в тот день был главным образом заполнен взрослыми, но проповедник заметил меня. Он сказал: "Да. Вон тот молодой брат", приближаясь ко мне с микрофоном. Я не помню сейчас сам вопрос, но независимо от того, каким он был, я дал правильное толкование.
"Превосходно, молодой человек. Превосходно!"
Это было приятное чувство. Обычно я знал ответы на всю эту байду.
Каждые несколько месяцев, мать брала нас на одну из конференций, которые Свидетели имели обыкновение проводить на большом стадионе в пригороде Нью-Йорка, и эти походы я недолюбливал, потому что, как правило, стеснялся. Когда все остальные отправлялись, чтобы купить себе что-то перекусить на стендах концессии, я и моя сестра открывали сумки и вынимали оттуда завтрак, который принесли из дома. Дети смотрели на нас, когда мы доставали бутерброды с копченой колбасой. Это выглядело так же, как если бы мы принесли завтрак с собой в школу. Это означало, что мы были бедны. Но сам процесс путешествия во время таких поездок мне все же нравился.
Теперь, когда дождь прошел, я могу четко видеть.
У одной семьи, с которой мы иногда туда ездили, был фургон. Мы ждали отправления, сидя перед их домом, и через открытые двери фургона, мы могли слышать музыку, доносившуюся из радио.
Диву даешься, как некоторые песни могут навеять определенные воспоминания. The Spinners "I'll Be Around" напоминает мне о тех днях. Моя мама имела обыкновение ставить её дома на этой старой восьмидорожечной кассетной деке с такими большими серыми кнопками. Я помню, что на ленту умещалось только по четыре песни на каждую сторону, и мне постоянно хотелось послушать Pointer Sisters или Chaka Khan.
Моя мать и сама пела. Люди, как правило, говорили, что она похожа на Chaka. Однажды она попробовала начать певчую карьеру и присоединилась к группе. Там была она, одна женщина по имени Эйлин, и еще два других парня. Они репетировали в клубе Browneyes вниз по улице от нашего дома. Когда моя мать не могла позволить себе нанять приходящую няню, она имела обыкновение брать нас с сестрой с собой, и мы там сидели на колонке. Я помню, что музыка звучала чертовски громко! Она была с группой чуть больше года. После того, как они успешно выступили в Apollo на шоу типа "Алло, мы ищем таланты!", кто-то предложил им отправиться на гастроли. И тогда моя мать покинула группу. Она сказала своим партнерам, чтобы они подыскали себе другую певицу, потому что ей не нравилась идея таскать детей туда-сюда. Она никогда ничего не говорила мне об этом, но я держу пари, что она и по сей день, вероятно, жалеет о тогдашнем своем решении.
Моя мама всегда очень хорошо выглядела. У неё было симпатичное лицо, сексуальная улыбка, и весьма привлекательные формы. И еще у неё была такая походка. Когда мы куда-то шли, чуваки на улице, сворачивали головы, чтобы проводить её взглядом. Я этого терпеть не мог. Мне, возможно, было не больше чем четыре года, когда, по дороге в детский сад, я начал слышать как парни на углу, кричат ей, "Эй, милая леди. Какие дела?" Моя мать никогда им не отвечала. Она даже не смотрела в их сторону. "Уууу. Ты такая злючка, такая злючка!" - продолжали они вопить. Я не знал, что означало слово "злючка", но был уверен, что это что-то плохое. Я не хотел, чтобы кто-либо так говорил с моей матерью и после третьего или четвертого раза, когда я это от них услышал, внезапно твердо решил убить всех их без разбора. Каждый раз, когда мы шли мимо, во мне крепла уверенность, что я могу это сделать. Я могу убить взрослого человека. Все, что мне нужно сделать, это вскочить ему на спину, перекрыть кислород, и он мертв
Я, конечно, не понимал, что он в легкую уделает такого четырехлетку как я. Несколько раз я по-настоящему к ним оборачивался со зловещим выражением лица: "Не смейте называть мою мать злючкой" "Пойдем, парень, и прикрой свой рот" - бранила она меня. Тогда парни смеялись, а мы шли дальше. Моя мать никогда не думала, что я на самом деле имел в виду то, что говорил, но я был смертельно серьезен. Она была тем самым человеком, которые мне говорил, что я должен заботиться о каких-то вещах. Она же сама говорила мне, что я единственный мужчина в доме, так почему я не должен был считать, что моя работа состоит в том, чтобы защищать её?
Я должен был понять тогда, что моя мать занимается чем-то не тем. Если я был единственным мужчиной в доме, то почему у меня постоянно там находилась компания? И всякий раз, когда к моей матери заявлялся очередной приятель, я должен был идти в магазин за хлебом, яйцами и кукурузными хлопьями. Это всегда были именно хлеб, яйца и кукурузные хлопья. Эти парни редко оставались дольше, чем на одну ночь, но я предполагаю, что они сильно нуждались в их завтраке. И конечно, я сам никогда не получал то, что я хотел съесть. Мать меня не слышала. Парням было по барабану. Они же уже получили свою киску.
